Я хотела записать одну мысль после того, как пересмотрела захаровское "Обыкновенное чудо", но мысли мои свернули в сторону, и мысль я запишу позже. А тут пока будет вставка из текста, который я собиралась писать, но вышло отвиление.
Я уже говорила, кстати, что ни в пьесе, когда я читала ее в юности, ни в фильмах - меня ничто не убеждает, что Волшебник любит свою жену. Да, он пару раз произносит пафосные фразы про любовь к ней - но это, когда ее нет и он красуется сам перед собой, как он хорош, мордашка этакий, влюбленный в свою жену. Когда он с ней - он холодно насмешничает, глупо(для нее - то есть без эмпатии) проказничает, и вообще занят своими игрушками больше намного, чем ею.
Кто-то в коментах в прошлом разговоре сказал очень интересную вещь - что никогда не воспринимал жену, как героиню пьесы и действительный объект любви - а только как "за мной, дорогой читатель!, я покажу тебе..." - то есть некого зрителя, об которого он действие разъясняет и рассказывает. А она такая условная кулиса.
И я подумала, что это очень похоже выглядит!
При этом любовь их мне кажется в пьесе еще менее убедительной, чем в фильме. Она беспрерывно его пилит, ругает за все, что он делает, думает и хочет. То есть у нее все время поджатые недовольно губы, пила наготове - и требования, чтобы он не был именно тем, кем он органически является - волшебником. И вот эти запреты, эти кислые мины - и он ее страстно любит все пятнадцать лет? Я не верю. И когда она его пилит - в ее любовь я не верю.
Они ни с кем не связаны, живут в усадьбе в горах одни, его не выгонят ни из города, ни из фамильного замка, как Мюнхгаузена. Они на полной свободе, никому не обязаны, у нее чудесная жизнь в чудесном месте. Но она делает губы куриной гузкой и пилит его за все - упоминая все время других людей - чтобы у них было все как у них.
Вышла замуж за волшебника, но пятнадцать лет его пилит, все надеясь превратить его в порядочного бюргера.
Вот он с утра ее цыплятам приделал по четыре ножки - я бы изнемогла от смеха, а она бранит и куксится.
Вот их разговор после этого:
Хозяйка. Кто обещал исправиться? Кто обещал жить, как все?
Хозяин. Ну дорогая, ну милая, ну прости меня! Что уж тут поделаешь...
Ведь все - таки я волшебник!
Хозяйка. Мало ли что!
Хозяин. Утро было веселое, небо ясное, прямо силы девать некуда, так
хорошо. Захотелось пошалить...
Хозяйка. Ну и сделал бы что-нибудь полезное для хозяйства. Вон песок
привезли дорожки посыпать. Взял бы да превратил его в сахар.
Хозяин. Ну какая же это шалость!
Хозяйка. Или те камни, что сложены возле амбара, превратил бы в сыр.
Хозяин. Не смешно!
То есть она не принимает его главную суть, она не разделяет его веселья, она, даже когда он ей рассказал про веселое утро и хорошее настроение - не захотела ни проникнуться этим, ни постараться не испортить ему настроение. И ради чего? Высшей цели? Вселенского добра? Нет - для бабских жадных ручонок - тут в сахар преврати, там в сыр. При том, что у нее все-все есть, и еды он ей наколдовать может в любой момент.
Но вот она не принимает его волшебниковости - и может простить скрепя сердце, если он что-то материальное и хозяйственное назапасит. То есть и к нему и к его дару относится с недовольством и корыстью. Он и волшебство свое применяет-то для ее хозяйственных нужд: “Землетрясениями ты сбивал масло, молниями приколачивал гвозди, ураган таскал нам из города мебель, посуду, зеркала, перламутровые пуговицы.”
Как он с ее сыром постоянным не утратил еще умения и охоту веселиться, непонятно. За что он трепетно, как мальчишка, в нее влюблен, если она вот такая кислятина-нудятина все время? Ну я понимаю, можно так любить недовольную тобой стерву, но быть романтически влюбленным в “мамашку”, которая только возится по хозяйству и отчитывает его как глупого недоросля постоянно?
И хотя он вроде бы для нее затевает все это представление, чтобы повеселить ее, заставить взгрустнуть и растрогаться. Но на деле ее нет - он один сочиняет, один смотрит, один за ними бегает, а она только головой качает - все не то, все ей не нравится.
Вот я читала в юности эту пьесу и она мне не нравилась. Волшебник, вроде бы добрый - но он не производит доброго впечатления, он какой-то аспергерно бесчувственный - у него веселье исключительно делового-игрового свойства - "что будет если". Холодком и безжалостной равнодушностью тянуло от этого героя. А жена его ноющая сырая тетка, которая может только его пилить, либо рюмить* жалостливо.
Захаров чувствовал эту теткость, несовместимую с его любовью, поэтому большую часть ее недовольств повыбрасывал. Но даже в его фильме они не чувствуются любящими, не выглядят теплыми. Оба холодные и замкнутые. Она замкнута на хозяйстве и попытках всех воспитывать. Этот дом ощущается, как “ее дом”, не “их” - когда речь идет о еде, ночлеге, людях. А он замкнут на творчестве своем - в фильме он все время пишет эту историю, воображает сцены, придумывает разговоры, наблюдает за людьми как препаратор, как писатель - чтобы еще такое заметить и внести в историю? И этот творческий его поток никак не связан с нею - он все время отдельно, такой непонятый гений.
И это очень, кстати, хорошо отражает атмосферу семидесятых все они там, и писатели и режиссеры, были непонятыми гениями, которые не обращая внимания на окружающих что-то творили и искали. Типичный же Андрон Кончаловский.
Химии, как говорят по-английски, между ними ноль. Но каждый в отдельности, как картинка - очень хорош!
Купченко со своими синими глазами, буратинским носиком, прозрачной кожей и густыми золотистыми волосами, в этом платьице в стиле кантри и фартучке - такая милая и изящная, как статуэтка прекрасной молочницы. Если бы еще полфильма она не бегала с мокрыми щеками, в которых я вижу не чувства, а глицериновые дорожки!
Все ее кувшины в руках, парное молоко, суп в тарелке, пирожки, “и сколько угодно горячей воды” - очень душевны. Она вся такая точеная, остренькая, четкая, аккуратная, правильная, как картиночка. У нее аккуратненькое хорошенькое ситцевое синее платье, с прошвами, оборками и кружавчиками, у нее чудесный аккуратный синий фартучек, графично обшитый белыми фестончиками, у нее прическа волосок к волоску.
И совершенно противоположный ей Янковский. Все время в мягком, нечетком - черная водолазка, поверх белая рубашка с оборочками на жабо, поверх бежевый мягкий трикотажный кардиган старого профессора. Но это все такое уютное и нешутовское, профессорское, интеллигентное. Он лохмат - и волосами и бородой - не не бандитски, не туристически, а опять же писательски-профессорски - уютно и умно.
У него совершенно потрясающее лицо, я даже забывать начала, что были у нас в кино в то время эти длинные, породистые умные лица.
Там много, где он играет без слов, ничего не говорит - просто смотрит, смотрит с разными сложными выражениями. То блестит веселыми глазами, надувшись от тайного смеха, то бродит взглядом испытующе, то в глазах его отчаяние и ожидание чуда. Вот прямо отдельно можно вырезать и в рамочки вставлять - “взгляды Янковского”.
А во второй серии он в халате со стеганым воротником, тоже таком профессорском, кудри красиво лежат вокруг головы, борода красивая - и страшно похож на Тургенева. Оказывается, он и играл Тургенева у Соловьева. Но фильм не вышел. Как жалко!
К концу фильма жена Волшебника практически исчезает,уменьшается присутствием, хотя он еще раз словами говорит о любви. Говорит он опять, что придумывал эту сказку для нее, как объяснение ей в любви - но я ему не верю ни на миг. Он все это делал для себя и сам один в нее погружен. Жена как всегда - на периферии что-то варит в тазу…
В конце Захаров выбрасывает из фильма все подчистки Волшебника, тот не превращает Администратора в крысу, короля не уничтожает, жена не назидает ему, что сплетничать грех, и он не говорит пафосных слов о любви для детишек.
Просто все уходят по дороге, средь песчаных холмов, и грустно становится ужасно, хотя все и кончилось хорошо.
И в последней сцене Волшебник стоит один - нет никакой жены, для которой он, якобы, старался, нет уютного дома, где она вела хозяйство, нет сада вокруг. Осталась только одна стена с большим котом - и она стоит в этой же песчаной пустыне и начинает гореть.
Как будто ничего и не было и он все это придумал - и уютный дом, и гостей, и любимую жену, которой надо рассказывать сказки…
А завтра, может, допишу мысль про сюжет.
____________
* Это слово не означает “ к рюмочке прикладываться”, а вовсе даже означает - “хныкать, плакать”
