Книга была про то, как писать тексты о художественных произведениях. О том, что этому нигде прицельно не учат, поэтому авторы пишут это на свой вкус и усмотрение. И чаще всего пишут невнятную выспренную чушь. За нагромождением сложных редких слов читатель не только не может понять, как выглядит это произведение, но зачастую невозможно (в отрыве от самого произведения) даже узнать, что это физически – скульптура? картина маслом? гравюра? инсталляция?
От одного примера у нас даже остался внутренний мем про такую заумность – кихотик коммунализм. Мы его использовали для быстрой характеристики запутанного многозначительного текста.
Как это часто бывает, когда внешний источник служит нам учебным пособием, мы ко всему прикладывали эту мысль – если убрать текст от описываемого, можем ли мы по словам составить какой-то внятный портрет, опознать произведение. И все подряд обсуждали.
Даже день рождения моего младшего племянника был для нас таким полигоном. Ему исполнялось 16, и все собрались у нас в номере на пиццу и тортики. У нас номер был красивым и пустым, мало обжитым, поэтому там было просторнее разместиться и красиво на фоне цветной стены фотографироваться.
Все по очереди говорили речи. Влияние ли это моей сестрицы и ее писательской профессии или все сами такие у нее в семье – но все говорили очень литературные красивые речи. Без эканья-беканья и штампов смущенных. Прямо такие хорошие свободные тексты с началом и круглым завершением.
И мы с деткой после праздника обсуждали как всегда, кто что заметил, рассказывали друг другу, что происходило, хотя и второй это видел. И я сказала про литературную завершенность, хорошую выстроенность всех тостов. А детка, наблюдая свое, сказала – а ты заметила, что праздничные тексты мало говорят о самом виновнике? Ну вот это – в отрыве от картины на стене, описывают ли они ее. Ты заметила, что каждый сказал речь о себе на самом деле ? Мы стали вспоминать – так и было. Каждый сказал очень хорошо и литературно, что в его жизни значит именинник, что он туда внес, как в ней появился, какие чувства у человека по его поводу.
Но человек не картина, праздники не искусствоведческий сборник. Я даже не знаю, есть ли какие-то правила говорения речей. Наверное, основной критерий – это чувства виновника торжества, как ему нравятся слова – и о чем. Наверное, от другого важно и то, как он нас представляет – и то, какие чувства испытывает по этому поводу, правда?
А я продолжаю наблюдать за «искусствоведческими текстами» в реальной жизни.
И вот недавно у Эвoлюции был пост-знакомство. Я в этот момент была в разгаре переезда и успела его только быстро прочесть по верхам. И обдумать потом. А теперь она, кажется, его случайно стерла.А там была очень интересная задача.
Вместо текста о себе, нужно было поместить свою фотографию, а потом написать как бы от имени хорошего друга или подруги – про своего друга на фото. Представить его или ее со стороны знающего и любящего человека. У Эвoлюции была какая-то своя мысль, позже она бы, наверное, ее открыла.
А я смотрела при чтении опять вот этим взглядом – в отрыве от нашего знания человека описывает ли его текст, так чтобы это был именно он – уникальный, отдельный, индивидуальный.
И общее ощущение у меня осталось – нет, совсем нет.
Там не было на трех страницах ни одного описания такого, что мне бы захотелось познакомиться с этим человеком. Удивиться, заинтересоваться, захотеть. То ли я уже старая и мне много нужно от нового человека, а они все молоды и интересного еще ненааккумулировали, то ли это все-таки недостаток именно текстов.
Тексты были на удивление монотонно похожими. Минимум каких-то сведений – возраст-профессия-семейное положение. Затем перечень каких-то прилагательных – точь в точь, как в конце резюме. Надежный, веселый, любит учиться.
Вот что это? Что это значит? Для меня в этих словах нет никакого «мяса». Что значит «веселый»? Целыми днями смотрит Петросяна и ржет? Помнит тучу анекдотов и каламбуров и к каждой фразе их рассказывает, сам смеясь громче всех? Постоянно подкалывает людей вокруг, находя их смешные другим стороны? Все время смеется почти после каждого слова во фразе, выглядя глупой и неуверенной?
Или «надежный» - что друг под этим подразумевает? Что эта девушка сорвется с любого свидания, потому что позвонила мама с очередным симулированным сердечным приступом? Что этот мужик непременно пойдет на любую выпивку с друзьями, если им нужно поговорить за жизнь? Что постоянно будет выходить на работу в выходные или оставаться допоздна – потому что начальник попросил, а он(а) такой надежный (надежная) и не может отказать?
За этими резюмеобразными словами ничего вообще конкретного не стоит!
И тут опять общее для всех. После списка резюмных прилагательных, человек пишет одну фразу с «чертовщинкой» и «смешинкой». Вычурную, с попытками смешного – и опять же не имеющую никакого смысла для узнавания – кроме того, что автор фразы хотел быть оригинальным и интересничал. Надежная, веселая, умная. Фея с дубинкой, которая убьет каждого, кто не умеет разгонять облака. - Вот примерно так. Эти «оригинальные» фразы имеют еще меньше смысла, чем псевдо-резюмовые слова. Никакой личности с качествами за этим не встает, никакого притяжения узнать ближе не возникает. Никакой зависти – ах, мне бы такого человека в жизнь! – тоже.
Общее впечатление – люди не смогли отрешиться от себя и быть себе комментатором со стороны. Ни описать толком, ни не кокетничать бессмысленно, ни не прикрываться псевдо-шуточками из-за стеснения переходящего в манию величия.
Такая, казалось бы, простая задача, с уловкой, облегчающей хваление себя – а не вышло. Все все равно говорят о себе, не о другом, со всеми зажатостями и развязностями.
Я даже допускаю, что уровень интересности человека вот так правильно в тексте и показан – вот такая банальщина плюс интересничание и есть его суть. Но ведь все равно каждый человек даже в обыденности чем-то иной, отдельный, свой – как и произведение искусства. И надо бы, чтобы описание отдельно от картины было узнаваемым, именно этим, а не подставляемым к любому другому человеку или произведению в зале.
А задание очень развязывало руки! Можно было хвалить себя без стеснения, ведь не сам себя – а друга. И можно было о любых качествах говорить, не заботясь, не обидится ли «друг» на выбор слов или степень откровенности.
В общем, и про картины и про людей – очень непростая задача, как оказалось!