Литературоведение и биографоведение. Как нужно и что можно?
Читала сейчас предисловие к дневникам Мура, вчера смотрела Школу Злословия с Ирмой Кудрова - все одно впечатление оттуда - домыслы, домыслы, домыслы. То ли биографии у нас не считаются научными процессами, то ли женщины неистребимо любят истории, и душевные истории - но во всем этом полно - "она думала..., он на самом деле чувствовал..., это взгляд означал...". Особенно у меня любимое - " в его глазах светилось" - а дальше сложное и умственное чувство - типа, светилось понимание закона Ома. Не беспристрастные свидетели ни разу. Вот в предисловии к дневникам Мура тетенька ( думаю, что тетенька, но имени на либрусеке нет) смутно говорит, что все вспоминающие говорят ( по ее словам "безаппеляционно", что Мура не было на похоронах. Но ей так хочется, чтобы был, что она умильно большим куском дальше уговаривает - что если он вот так поступил в другой день (сел в пыль и сидел там), то наверняка в этот день пошел на кладбище, а если получал документ - то это тоже значит пошел. И дальше больше - Она просто всех " безаппеляционно заявляющих" изящным движением перерисовала:
"Просто потрясенная память сгладила восприятие присутствия Мура у всех зрительно - каждый из них пребывал в шоковом состоянии: они даже забыли принести цветы.". Представляете, да? куча народу - и у всех дружно сгладилось восприятие единственного родственника, осиротевшего сына.Не иначе, как закинули туда Уилла Смита с синей ручкой - и он всех ослепил и обеспамятел. А что, Мур вполне годится на роль странного пришельца, которого все должны распомнить, увидев.
И Ирма вчера в передаче - я написала новую версию гибели.- Вы нашли какие-то новые документы? - Нет. Но я поговорила со многими людьми, многих вызывали в кгб и угрожали. Значит, ее тоже вызывали, значит, ей сказали то-то и то-то ( дословно рассказывает), значит, она решила сделать так-то и так-то, подумала то-то и то-то. --- Не значит:( Ну, не значит это! Это возможно. Как возможно и то, что ей явились инопланетяне и уговорили ее. Это возможно придумать. Но исследователь должен знать - и иметь подтверждение этому, не на уровне - я так внутренним взглядом вижу.
И вот скажите мне - исследователи биографий, они не должны нести насквозь какую-то научную, исследовательскую этику? Или достаточно быть женщиной, влюбленной в предмет, и хотящей выставить его умытым, в кружевах и бантиках? В смысле, все эти книги не могут считаться серьезными научными исследованиями, поэтому к ним требования предъявлять необязательно? И туда можно вставлять и события, которые хотелось бы, и мысли, которые, якобы,прошли в чужой голове?
Это одна тема.
А вторая, которая меня занимает весь день - про дневники и письма. Я не могу найти себе решения - нужно или не нужно их публиковать. С одной стороны - писались же они для себя ( ну кроме тех, у кого все на сцене и дневники аккуратно подчищены и переписаны, как надо), и письма писались же адресату. А в писании для себя совсем другое соотношение временного, летучего - и постоянного, основного. На публику больше основного, а в дневниках можно с силой обозвать кого-то, сказать - ненавижу, чтоб сдох - и это будет сиюминутным порывом раздражения, позволением себе расслабиться, практически междометием. А потом публика прочтет - и скажет - тайно ненавидел ( глагол в продленном времени) таких-то людей, желал им смерти. То есть самые искренние выкрики - могут быть самой большой неправдой. "Ах, меня никто не любит!" - практически стопроцентно неправда и поза. (А если правда - ну и монструозное же вы создание!) То есть люди, возможно, не хотели бы, чтобы вот это служило материалом для " он был такой-то" - потому что это были случайные, нехарактерные выплески.
Мне как-то рассказывал знакомый, как он беседует с матушкой своей жены.Матушка вздорная, но жена любимая, поэтому он при визитах не собачится, а улыбается и ведет какой-нибудь легкий разговор, рассказывает что-то занимательное. И тут оказывается, что матушка на основании этих разрозненных рассказов составляет какое-то стройное и последовательное повествование на тему - вся его жизнь. Он в ужасе говорил мне, что в разговоре несет просто всякий вздор - разрозненный, про случайных людей, про события, вообще никакой важности не имеющие, непоследовательный, без указания удельного веса этих анекдотов, чтобы поддержать приятный разговор. А у нее готова история, где случайные люди расставлены на критические позиции, одноразовые дела возведены в разряд проблем и длительных занятий - и все стройно в ее пенсионерской голове - и совершенно кошмарно не существует ни в одном из миров.
Вот я опасаюсь, что дневники и письма создают картину, как в голове у этой тещи.
С другой стороны, если человек писатель, он ведь писуч и словообилен. И много раз повторяясь, он показывает правду. И даже много раз завираясь - тоже показывает ее. То есть, дневники, ведущиеся регулярно, а не в приступы плохого настроения, да еще в сочетании с письмами ( то есть описанием того же для внешних, пусть и близких, людей) все же дают картину вполне правдоподобную?
Есть целое течение читателей, которые говорят - и зачем мне эта правдоподобная картина? Все, что надо, человек сказал произведениями. - Может быть и есть люди, совершенно оторванные от своей биографии, но большАя часть писателей завязаны на своем опыте, своей жизни. И дополнительное измерение ( тут это не отглагольное существительное, это свойство) этой литературе не вредит, а помогает? Ведь в конце концов в современной себе действительности произведения появлялись не в вакууме, а известном читателям, или писательским кругам контексте. Нужно ли позже живущим читателям читать их в чистом и светлом вакууме?
И еще соображение. Ладно сейчас, в благословенную эпоху блогов - писатели, художники, музыканты и актеры могут писать ежедневно, доносить до просто-людей свои интересные мысли, неожиданные рассуждения, умственные находки, понимание прочтенного или впечатления от увиденного. И все, что не входит в солидные тома, а расположено между - их ум, остроумие, повороты мысли и причудливые знания - может стать нашим достоянием. В старые же времена все то, что составляло губчатый их слой, окружающий вызревшие зерна произведений, - все это пробивалось в дневники, в переписку. И не жалко ли эти вещи, эти дополнительные грани человека оставлять с единственным адресатом? Тетрадью или получателем письма? Если письмо великолепно, умно и прекрасно - отчего не узнать это про человека?
Ведь противники имеют перед мысленными глазами только грешки, стыдные подробности, слабости и прочие не украшающие их бронзового кумира вещи. Любая боязнь и стыдоба подробностей - это как бы признание - я знаю, что он обернется ужиком, пожалуйста, не надо, пусть порхает воображаемым, но светлым соколом! А если у сокола личные подробности, его украшающие? Не верится в такое?
И тут мы опять возвращаемся к Кудровой - которая советским завучем ложится грудью на защиту деталей биографии. Она прямо формулирует - мы, достойные люди, правильно понимающие - мы можем это читать - но народу, дрянному и слабому, нельзя давать свободу выбирать, мы должны аккуратненько ему выдавать брикеты того, что мы одобрили! Не полную правду, не полный спектр, который можно обсуждать - а только нами одобренное.
И на неудобные вопросы она начинает повышать голос - я отказываюсь беседовать в таком тоне! Мы не будем это обсуждать, я сказала!
Трудно представить себе ученого, который в ответ на вопрос - а правда ли , что ваши частицы не всегда ведут себя, как предполагалось в гипотезе? - с взвинчивающимся достоинством начнет выкрикивать - я отказываюсь беседовать в таком тоне! На этом мы поставим точку! Стоп, стоп! я требую прекратить.
Стало быть литературоведение все еще женские обмены душевным, а не исследования.
На требование обсуждать литературное, а не биографическое ведение Дуня сказала интересный довод про отсутствие связи жизни и стихов у одного поэта и сплетение у другого - для чего нужно и про жизнь знать ( посмотрите сами в записи, это интересная мысль) И вторую, очень логическую мысль - о том, что гостья написала книгу об этом - не заперла сведения в ящичек, а протянула народу - и теперь вдруг вздымается праведным гневом за обсуждение чего-то из написанного ( предложенного читателю) собой.
В общем у меня нет категорического решения для данной задачи. Я дневники Пушкина и Пришвина люблю, например - и считаю, что нас бы лишили большого куска знаний без них. А мысль о том, что кто-то читает и решает, давать ли нам какие-то знания ( и это не автор сам!) - мне страшно не нравится. Я за это советское время не люблю - за то, что какие-то уроды могли стоять между человеком и информацией. То есть выход - кто-то читает и нам выдает отфильтрованное - не выход, на мой взгляд.
Короче вот так - два аспекта, в общем даже связанные. Нужно ли народу давать заглянуть в личные записи великих - и могут ли стоять в промежутке перлюстраторы от литературоведения. И второе - являются ли литературоведы учеными, или ответственности беспристрастных свидетелей им не положено, и нам могут выдавать сочинения из черепных коробок других и несуществующие события, не моргнув глазом?
___________________
Начало Школы Злословия с Ирмой Кудровой. Дальше - по номерам частей.
Дневники Георгия Эфрона на либрусеке. Так себе распознано, для чтения лучше бумажный вариант. Ссылка только для предисловия.
"Просто потрясенная память сгладила восприятие присутствия Мура у всех зрительно - каждый из них пребывал в шоковом состоянии: они даже забыли принести цветы.". Представляете, да? куча народу - и у всех дружно сгладилось восприятие единственного родственника, осиротевшего сына.Не иначе, как закинули туда Уилла Смита с синей ручкой - и он всех ослепил и обеспамятел. А что, Мур вполне годится на роль странного пришельца, которого все должны распомнить, увидев.
И Ирма вчера в передаче - я написала новую версию гибели.- Вы нашли какие-то новые документы? - Нет. Но я поговорила со многими людьми, многих вызывали в кгб и угрожали. Значит, ее тоже вызывали, значит, ей сказали то-то и то-то ( дословно рассказывает), значит, она решила сделать так-то и так-то, подумала то-то и то-то. --- Не значит:( Ну, не значит это! Это возможно. Как возможно и то, что ей явились инопланетяне и уговорили ее. Это возможно придумать. Но исследователь должен знать - и иметь подтверждение этому, не на уровне - я так внутренним взглядом вижу.
И вот скажите мне - исследователи биографий, они не должны нести насквозь какую-то научную, исследовательскую этику? Или достаточно быть женщиной, влюбленной в предмет, и хотящей выставить его умытым, в кружевах и бантиках? В смысле, все эти книги не могут считаться серьезными научными исследованиями, поэтому к ним требования предъявлять необязательно? И туда можно вставлять и события, которые хотелось бы, и мысли, которые, якобы,прошли в чужой голове?
Это одна тема.
А вторая, которая меня занимает весь день - про дневники и письма. Я не могу найти себе решения - нужно или не нужно их публиковать. С одной стороны - писались же они для себя ( ну кроме тех, у кого все на сцене и дневники аккуратно подчищены и переписаны, как надо), и письма писались же адресату. А в писании для себя совсем другое соотношение временного, летучего - и постоянного, основного. На публику больше основного, а в дневниках можно с силой обозвать кого-то, сказать - ненавижу, чтоб сдох - и это будет сиюминутным порывом раздражения, позволением себе расслабиться, практически междометием. А потом публика прочтет - и скажет - тайно ненавидел ( глагол в продленном времени) таких-то людей, желал им смерти. То есть самые искренние выкрики - могут быть самой большой неправдой. "Ах, меня никто не любит!" - практически стопроцентно неправда и поза. (А если правда - ну и монструозное же вы создание!) То есть люди, возможно, не хотели бы, чтобы вот это служило материалом для " он был такой-то" - потому что это были случайные, нехарактерные выплески.
Мне как-то рассказывал знакомый, как он беседует с матушкой своей жены.Матушка вздорная, но жена любимая, поэтому он при визитах не собачится, а улыбается и ведет какой-нибудь легкий разговор, рассказывает что-то занимательное. И тут оказывается, что матушка на основании этих разрозненных рассказов составляет какое-то стройное и последовательное повествование на тему - вся его жизнь. Он в ужасе говорил мне, что в разговоре несет просто всякий вздор - разрозненный, про случайных людей, про события, вообще никакой важности не имеющие, непоследовательный, без указания удельного веса этих анекдотов, чтобы поддержать приятный разговор. А у нее готова история, где случайные люди расставлены на критические позиции, одноразовые дела возведены в разряд проблем и длительных занятий - и все стройно в ее пенсионерской голове - и совершенно кошмарно не существует ни в одном из миров.
Вот я опасаюсь, что дневники и письма создают картину, как в голове у этой тещи.
С другой стороны, если человек писатель, он ведь писуч и словообилен. И много раз повторяясь, он показывает правду. И даже много раз завираясь - тоже показывает ее. То есть, дневники, ведущиеся регулярно, а не в приступы плохого настроения, да еще в сочетании с письмами ( то есть описанием того же для внешних, пусть и близких, людей) все же дают картину вполне правдоподобную?
Есть целое течение читателей, которые говорят - и зачем мне эта правдоподобная картина? Все, что надо, человек сказал произведениями. - Может быть и есть люди, совершенно оторванные от своей биографии, но большАя часть писателей завязаны на своем опыте, своей жизни. И дополнительное измерение ( тут это не отглагольное существительное, это свойство) этой литературе не вредит, а помогает? Ведь в конце концов в современной себе действительности произведения появлялись не в вакууме, а известном читателям, или писательским кругам контексте. Нужно ли позже живущим читателям читать их в чистом и светлом вакууме?
И еще соображение. Ладно сейчас, в благословенную эпоху блогов - писатели, художники, музыканты и актеры могут писать ежедневно, доносить до просто-людей свои интересные мысли, неожиданные рассуждения, умственные находки, понимание прочтенного или впечатления от увиденного. И все, что не входит в солидные тома, а расположено между - их ум, остроумие, повороты мысли и причудливые знания - может стать нашим достоянием. В старые же времена все то, что составляло губчатый их слой, окружающий вызревшие зерна произведений, - все это пробивалось в дневники, в переписку. И не жалко ли эти вещи, эти дополнительные грани человека оставлять с единственным адресатом? Тетрадью или получателем письма? Если письмо великолепно, умно и прекрасно - отчего не узнать это про человека?
Ведь противники имеют перед мысленными глазами только грешки, стыдные подробности, слабости и прочие не украшающие их бронзового кумира вещи. Любая боязнь и стыдоба подробностей - это как бы признание - я знаю, что он обернется ужиком, пожалуйста, не надо, пусть порхает воображаемым, но светлым соколом! А если у сокола личные подробности, его украшающие? Не верится в такое?
И тут мы опять возвращаемся к Кудровой - которая советским завучем ложится грудью на защиту деталей биографии. Она прямо формулирует - мы, достойные люди, правильно понимающие - мы можем это читать - но народу, дрянному и слабому, нельзя давать свободу выбирать, мы должны аккуратненько ему выдавать брикеты того, что мы одобрили! Не полную правду, не полный спектр, который можно обсуждать - а только нами одобренное.
И на неудобные вопросы она начинает повышать голос - я отказываюсь беседовать в таком тоне! Мы не будем это обсуждать, я сказала!
Трудно представить себе ученого, который в ответ на вопрос - а правда ли , что ваши частицы не всегда ведут себя, как предполагалось в гипотезе? - с взвинчивающимся достоинством начнет выкрикивать - я отказываюсь беседовать в таком тоне! На этом мы поставим точку! Стоп, стоп! я требую прекратить.
Стало быть литературоведение все еще женские обмены душевным, а не исследования.
На требование обсуждать литературное, а не биографическое ведение Дуня сказала интересный довод про отсутствие связи жизни и стихов у одного поэта и сплетение у другого - для чего нужно и про жизнь знать ( посмотрите сами в записи, это интересная мысль) И вторую, очень логическую мысль - о том, что гостья написала книгу об этом - не заперла сведения в ящичек, а протянула народу - и теперь вдруг вздымается праведным гневом за обсуждение чего-то из написанного ( предложенного читателю) собой.
В общем у меня нет категорического решения для данной задачи. Я дневники Пушкина и Пришвина люблю, например - и считаю, что нас бы лишили большого куска знаний без них. А мысль о том, что кто-то читает и решает, давать ли нам какие-то знания ( и это не автор сам!) - мне страшно не нравится. Я за это советское время не люблю - за то, что какие-то уроды могли стоять между человеком и информацией. То есть выход - кто-то читает и нам выдает отфильтрованное - не выход, на мой взгляд.
Короче вот так - два аспекта, в общем даже связанные. Нужно ли народу давать заглянуть в личные записи великих - и могут ли стоять в промежутке перлюстраторы от литературоведения. И второе - являются ли литературоведы учеными, или ответственности беспристрастных свидетелей им не положено, и нам могут выдавать сочинения из черепных коробок других и несуществующие события, не моргнув глазом?
___________________
Начало Школы Злословия с Ирмой Кудровой. Дальше - по номерам частей.
Дневники Георгия Эфрона на либрусеке. Так себе распознано, для чтения лучше бумажный вариант. Ссылка только для предисловия.